Передвижные выставки

МУЖСКАЯ ЖИВОПИСЬ

 

Знакомство с личностью наивного художника, его биографией даёт нам большие возможности для изучения и объяснения феномена наивного искусства. Именно в биографии мы обнаруживаем внутренние конфликты и жизненные коллизии в качестве побудительных причин обращения к художественному творчеству. Произведения наивного искусства зачастую очень биографичны, порой они являются свидетельствами особой связи и пересечения судьбы автора и судьбы его родины – как малой, так и большой. Картины свидетельствуют о судьбе и характере художника, становятся иллюстрацией ретроспективного повествования, неявно ведомого автором. К сожалению, биографические сведения о жизни и творчестве Петра Ананьевича Лебедева (1893–1967) очень скудны.
Пётр Ананьевич всю трудовую жизнь был строителем, работал прорабом. А известно, что мифологема строительства лежала в основе советской мифологии, ведь все советские люди строили новый светлый мир. Причиной появления большинства произведений самодеятельных художников в качестве визуальных повествований советского периода является соотнесение переживания личного опыта автора с потоком коллективной истории, с контекстом общенародных событий – труда, подвигов и праздников. Взаимосвязь личной и коллективной ответственности за свершения и результаты труда становится важнейшим полем формирования личной идентичности самодеятельного художника. Поле личной ответственности советского человека постоянно расширяется, включая в число лично значимых сюжеты о трудовых и боевых подвигах, персонажей актуальной политической истории и авторитетных деятелей отечественной культуры прошлых лет. Наивный художник в своем творчестве синтезирует собственный опыт и переживания со стереотипами коллективной памяти и мифами общественного сознания.

Произведения Петра Лебедева представляют большой интерес для ценителей советского наива. Являясь типичными по сюжету, они не имеют известных аналогов по технике исполнения – объемной фанерной аппликации. Очевидно, что и на сюжеты произведений, и на избранную манеру, художественную технику Лебедева его профессия, конструктивный склад ума оказали большое влияние. Предпочитая силуэтную резьбу и сочетание живописи с аппликацией из сотен мелких деталей из дерева, Пётр Ананьевич стремился продемонстрировать разнообразие своих творческих навыков, обогатить живопись «мужскими» технологическими приёмами.
Необходимо упомянуть, что сочетание техник станковой живописи или графики с декоративно-прикладными техниками и материалами – явление достаточно распространённое в наивном искусстве. Только художницы предпочитают использование текстильных материалов и техник – аппликации из ткани, вязание, а художники-мужчины – резьбу по дереву, ассамбляж из готовых предметов (например, фурнитуры) и деталей.
Если попытаться понять тип советского человека, то основной его характеристикой является принятая ответственность за свершения и преобразования, приемлемость личного и смелого решения, возможность совершения простым человеком подвигов и открытий, решимость приблизить и обрисовать образы светлого будущего. Картины П. А. Лебедева демонстрируют образы трудовых будней, красоту цветущей и преображающейся Родины. Наивное искусство советского народа как творчество масс становилось манифестацией субъектности зрителя, овеществлённым правом на понимание и сотворчество языка эпохи и её символов.

В советском наивном искусстве нет предпочтительных жанров. Сюжетами произведений самодеятельных художников могли стать как личные эмоционально окрашенные впечатления, мечты и воспоминания детства, так и узнаваемые и известные сюжеты массовой культуры. Ведь формирование советской идентичности осуществляется с привлечением изобразительных приёмов и образов, установкой на наглядность: оформление школьных классов и парадных залов Дворцов культуры, массовых праздников дизайн учебников и детских книг, транслирование художественных образцов посредством конкурсов самодеятельного творчества и детских викторин, на которых победители награждались ценными призами – карандашами, красками и альбомами. Идеологические лозунги становились достоянием масс посредством зримых и доступных образов, среди которых самыми действенными были жанры плаката, площадного театра, кино и массовых музыкальных жанров. Образный язык искусства адаптировал идеологию, предъявляя ее массовому сознанию в мифопоэтической форме. При этом массам вменялась ответственность за свершения и результаты, прижизненные и зримые.

Пётр Ананьевич Лебедев, уйдя на пенсию, как это случается с большинством художников советского наива, принял на себя ответственность продолжить миссию строителя уже в художественно-образном варианте, создавая идеальные образы Родины и родного города Торжка, соотечественников и современников.

 

В 10 разделах выставки «Тропинка в тайну жизни» представлено более 130 живописных и графических работ из собрания ВИЭМ. Это позволяет проследить творческий путь самобытного художника, его поиски собственного стиля в разных техниках и жанрах. Экспозиция построена на основе дневниковых записей Анатолия Лыкина, что раскрывает оригинальность видения и философского мышления живописца. Зрителям предстанут натюрморты, пейзажи, автопортреты, акварельные и масляные этюды, книжные иллюстрации, а также художественные фотографии с видами Торжка.

Автопортрет. 1978 г. Холст, масло, 50*40,3.

Биографическая справка

Анатолий Сергеевич Лыкин (1936–1974)

Судьба художника Анатолия Сергеевича Лыкина трагична. Он умер в возрасте 43 лет после тяжёлой болезни. Через всю жизнь пронёс боль сиротливого детства, покалеченного войной. Он не знал точной даты своего рождения, не помнил имени матери. Великая Отечественная война застала его семью в Баку. Отец ушёл на фронт, а жену с двумя малолетними детьми отправил к родне в Орловскую область. В 1942 г. умерли мать и сестра, в 1943 г. погиб отец. Анатолия отдали в детский дом.

Анатолий Лыкин окончил художественное училище, работал в театре г. Онега Архангельской области. В 1962 г. приехал в Торжок и здесь более 16 лет трудился в художественной мастерской при городском доме культуры. Свободное время целиком отдавал живописи, увлекался фотографией, много читал, любил путешествовать, в том числе на велосипеде. Жил одиноко и замкнуто. Пытался вступить в члены Калининского областного отделения Союза художников, представлял свои работы жюри. Но встретили его холодно, произведения не экспонировались и после смерти автора обратно не вернулись.

Первая персональная выставка, к сожалению, посмертная, состоялась в 1979 г. в Торжке и вызвала большой интерес. «Всего двадцать работ, а потрясение от увиденного не проходит до сих пор. Они проникнуты тонким лиризмом и светлой грустью, захватывают не сразу, а по мере их изучения, от них не хочется уходить, хочется вернуться к ним ещё и ещё…» – писала московская журналистка Валентина Анисимова.

Основные живописные жанры, в которых работал Анатолий Лыкин, – натюрморт и пейзаж. Произведения выполнены в лучших традициях русской реалистической живописи и наполнены глубокими размышлениями художника-философа.

Этюд. Торжок, 1960-е гг. Картон, масло, 31*38,5.
Этюд. Торжок, 1960-е гг. Картон, масло, 31*38,5.

На осеннем пейзаже Лыкина представлен вид левобережной части города. Во все века Торжок считался красивым. Его живописность была связана, прежде всего, с большим количеством храмов (к началу XX в. их насчитывалось более сорока). Именно церкви, их возвышающиеся главы и колокольни служат главными архитектурными доминантами городского пейзажа. На этюде Лыкина мы видим Воскресенский женский монастырь: собор, построенный в 1796 г., и церковь-ротонду Усекновения главы Иоанна Предтечи. Другой важной составляющей живописного вида Торжка является холмистый рельеф, а река Тверца служит основной композиционной осью города. Вдоль нее простираются основные видовые направления – с высоких берегов открываются наиболее полные и впечатляющие панорамы. Неслучайно свой путевой дворец Екатерина II повелела построить на высоком левом берегу Тверцы. Особенность здания – два фасада: главный выходит на Дворцовую площадь, другой, более строгий и сдержанный – на городской бульвар и Тверцу. Именно его запечатлел на осеннем этюде художник.

Натюрморт с Нилом Столобенским, 1974 г. Холст, масло, 45,0*59,7.

Символизм предметного мира сразу относит нас к истокам натюрмортного жанра, к аллегорическому смыслу написанного. Начиная с XVII в. картина не только отражала действительность, но и несла в себе мораль, назидание. Лыкин, составляя натюрморт, продолжает эту традицию. В скудной обстановке комнаты художника появляются вещи, несущие скрытое послание. Лыкин компонует античные слепки, цветы, книги, иконы и другие предметы, наделенные аллегорическим смыслом. На нескольких натюрмортах появляется деревянная скульптура преподобного Нила Столобенского.  Рядом серп и череп – символы бренности бытия.

***

Образ чудотворца Нила Столобенского – уникален в истории русского православного искусства. 

Икона. Нил Столобенский, Россия, кон. XIX – нач. XX вв. Дерево, левкас, темпера. 4,4*3,5*0,5.

Икона (рельеф). Нил Столобенский. Россия, кон. XIX – нач. XX вв. Дерево, гипс, краска, фольга, бисер, мишура, канитель, скань, пайетки, декоративные работы, вышивка. 37,2*32,8*9,3.

Святой изображается в монашеских одеждах, голова его несколько склонена, руки покоятся на коленях. От долгого стояния тело провисло на крюках-костылях, чуть согнулись ноги, создавая впечатление, что святой сидит: «Проводя дни и ночи в молитве и помышлении о Боге, Нил не позволял себе и на малое время ложиться на ребрах, но в случае крайнего изнеможения, стоя облегчался пазухами на деревянные крюки, вбитые в стене келии его, и в таком положении пользовался кратковременным отдыхом».

Натюрморт с ковриком и тапочками, 1976 г. Холст, масло, 49,7*60,0.

Секрет работы – в ее композиции. Центр картины занимает круг домотканого коврика, развернутый на зрителя. На нем стоят тапки: скоро придет человек и их наденет. А может быть, он только покинул дом, сбросив сильно поношенную, но такую уютную и родную обувку? Натюрморт становится загадкой, ведь за второстепенными вещами «под ногами» скрываются не только повседневные действия, почти доведенные до автоматизма. Здесь вращается вечный круг жизни, и каждый человек оставляет в мире свой след. Или все же это просто старые тапки, написанные лишь за отсутствием иной, более достойной натуры? Зритель может выбрать трактовку наиболее близкую ему. Картина взаимодействует с нами, дает пищу для интерпретаций и поисков смыслов. Художник превращается в мага, переводя нас из обыденности в миры иных материй.

Натюрморт с валенками, 1975 г. Холст, масло, 45,2*60,0.

 

Натюрморты Анатолия Лыкина строго изобразительны и очень конкретны. Художник для своих постановок не искал ничего специально красивого – стеклянная и глиняная посуда, деревянная утварь, хлеб, яблоки, цветы. Это всегда набор простых вещей.

Китайский ковер, 1975 г. Холст, масло, 49,7*60,0.

Все произведения Анатолия Лыкина выполнены в лучших традициях русской реалистической живописи. Но есть в творчестве мастера произведения, несущие романтическую и даже мистическую окраску, передающие сложные эмоции посредством странных сюжетов. В таких произведениях автор выступает последователем художников русского символизма. Выросший из эпохи романтизма символизм позволил прагматичному двадцатому веку заглянуть в мир фантастический, отличный от реального.

Картина воплощает внутренние страхи, борьбу и порыв, страсть и ненависть. Она выполнена в чётких контрастах цвета, наполнена фантасмагорией вымышленных чудовищ. Композиция объединяет всех участников сюжета в единый динамично движущийся клубок. В ней выразились аллегоричность, мистика и фантастика нестандартного мышления художника.

Натюрморт с ковриком и посудой,1974 г. Холст, масло, 60,0*50,0.

Основной мотив натюрмортов – предметы на голой пустоте холста в пространстве объединяющий их атмосферы. В картинах всегда подчёркнут материал, структура поверхности предметов: гладкий фаянс и шероховатая поверхность дерева, прозрачность стекла и сочность цветка, текстуры и фактуры тканей и домотканых изделий.

Натюрморты Анатолия Лыкина привлекают лаконизмом звучания, выразительностью и особым пронзительным настроением.

Красная драпировка, 1972 г. Холст, масло, 45,0*50,0.

Для передачи внутренних страстей художник прибегает к использованию сочных красок и ярких мазков. В работах «Красная драпировка» и «Фактура» нет сюжета как такового. Но чтобы наполнить холсты эмоциями и драматизмом, художнику он и не требовался. В подобных работах Анатолий Лыкин описывает не конкретное, а «пластическое событие», а в этом и есть суть живописи и близость её к самому из абстрактных искусств – музыке.

Натюрморт с игрушками, 1971 г. Холст, масло, 45,0*60,0.

Перед нами один из знаковых натюрмортов художника Анатолия Лыкина. Он не любил давать названия своим работам, поэтому она подписана условно – «Натюрморт с детскими игрушками». Картина выполнена в 1971 году, когда Анатолию Сергеевичу было 35 лет. Казалось бы, странный выбор предметов для постановки, ведь своих детей у художника не было, а его собственное сиротское детство опалено войной, когда трудно было и с игрушками, и с конфетами.

Объяснение находим в дневнике художника, вот одна из записей:

«Две маленькие девочки впервые пришли в Дом культуры. Они с большой детской любознательностью все рассматривали. Их заметила вахтерша: – А вы зачем пришли? Они испугались и убежали».

Анатолий Лыкин долгое время проработал в художественно-оформительской мастерской Городского Дома культуры. Именно сюда приходили дети и подростки для занятий в различных кружках и секциях. Он был окружен школьниками, учениками – и очень трепетно относился к миру детства. Детдомовец, он очень хорошо понимал хрупкость «нежного возраста», а с другой стороны его невероятное богатство: восприятие мира ребенком непосредственно, искренне, наполнено выдумкой и фантазией.

Вот еще одна запись-наблюдение:

«Март. Из школы идут двое девчат (второклассниц). В руках у каждой по льдинке снега. Они рассматривают узоры и делятся впечатлениями.

– Посмотри, у меня какой пудель, какой у него хвост…

– А у меня вкусный торт, ты только посмотри».

Художник пытается запечатлеть яркий мир детского воображения, где сказка и реальность уживаются в одном пространстве. Все предметы разложены на ровной поверхности стола, начинается парад игрушек с еловых шишек.

Педагоги утверждают, что природные материалы и есть лучшие игрушки – камни, щепочки и палочки, шишки. В детстве, особенно раннем, ребенку необходимо познакомиться сначала с самыми главными основополагающими формами и материалами. Известно, что все нескончаемое многообразие цветов получается всего из трех: синего, желтого и красного. На самом деле и все остальное сравнимо с этой схемой. Формы – квадрат, круг, треугольник. Материалы – дерево, железо, камень. Стихии – вода, огонь, воздух.

Подручные средства всегда пригодны для игры и развивают символическое мышление, тогда как готовые, яркие, очевидные формы ограничивают, обезволивают.

Затем идут еще две фактуры – это предметы мира народной культуры. Керамический кувшинчик (или кружка) с традиционной росписью зеленой краской на белом фоне. Прохладный и гладкий.

А рядом в центре картины – хохломской стаканчик с расписной деревянной ложкой. Предметы в другой цветовой гамме – желтой, красной, черной. Фактура тоже гладкая от лака, но теплая, поскольку предметы сделаны из дерева. 

Рисунок стаканчика составлен из растительных орнаментов – листья, крупные ягоды, кружевные веточки. После нанесения рисунка хохломские изделия два-три раза покрывают олифой, втирают в поверхность оловянный или алюминиевый порошок и сушат в печи. После закалки жаром они приобретают медовый оттенок, и действительно внутренняя поверхность стаканчика на картине сияет словно золото.

А вот и главные герои картины – ярко-рыжая пластмассовая белка и темный вельветовый мишка. Это два ярких цветовых пятна картины, выполненной как всегда у Лыкина в спокойной палитре. 

Мягкие мишки были очень популярны в 1940-е годы, возможно была такая игрушка и у художника, а вот белка – примета времени создания картины, 1970-х годов. Есть на картине и лакомства: две конфетки в бумажных фантиках – для сладкоежки медведя, а для белочки – уже знакомые нам шишки. На заднем плане картины изображен детский рисунок. Возможно, творение одного из учеников детской студии. Яркие локальные цвета: голубое небо и красное солнышко, зеленый домик с коричневой крышей и серым дымом из трубы, под елочкой – корзиночки, а неподалеку вырос гриб. По дорожке бежит желто-оранжевый колобок. Фоном выступает ткань или клеенка с голубым орнаментом, стилизованным под лубок или глиняную игрушку: петушок красуется перед курочкой, а чуть поодаль хитро жмурится кот.

Натюрморт с портретом Пушкина, 1977 г. Холст, масло, 75,0*56,0.

А. С. Пушкин (рисунок), 1962 г. Бумага, карандаш, 20,8х29,5.

Основатель Всероссийского историко-этнографического музея Дмитрий Сергеевич Лихачев писал: «Тайна безмерного обаяния Пушкина в том, что он в каждое мгновение жизни, в каждой ее песчинке видел, ощущал, переживал огромный, вечный, вселенский смысл. И потому Пушкин не просто любил жизнь во всех ее проявлениях, жизнь была для него величайшим таинством, величайшим действом».

Эти слова созвучны и картинам Анатолия Лыкина. Каждая работа требует созерцания, большой внутренней работы, созвучной раздумьям художника.

Мы живем, мыслим, любим и надеемся, ясно представляя себе финал жизни, неумолимость судьбы – и это знание, как ни странно, делает нас мудрее, спокойнее. Мысль о смерти примиряет с жизнью; именно поэтому глубина пушкинских персонажей – в их трагической судьбе, жизненной правде.

Этот миг размышления о вечном запечатлен и на полотнах Анатолия Лыкина. Это – миг Вечности. На незаконченной картине мы можем разглядеть любимые цветы художника – яркие китайские фонарики физалиса. Это приношение великому поэту.

Рембрандт и хлеб, 1971 г. Холст, масло, 50,0*44,5.

Лыкин был заворожен творчеством Рембрандта, мы это чувствуем, глядя на натюрморт. Наверняка он ни раз был в Пушкинском музее в Москве, где хранится этот портрет старушки. Картина обладает особой психологической глубиной. Горькое одиночество сквозит в фигуре, наполовину поглощенной мраком. На лице – печать далекого воспоминания. И одновременно напряженно нарастает в картине звучание красного цвета.

У Лыкина старушка с репродукции Рембрандта словно смотрит на хлеб. Её образ напоминает всех матерей в мире, а морщины на лице перекликаются с трещинами на каравае. Лицо матери и хлеб – так художник освещает вечную тему и отдает дань великому мастеру прошлого.

Живописный строй полотна выдержан в монохромной гамме сближенных зелено-охристых цветов. Акцент на лице женщины заставляет в первую очередь взглянуть на нее. Композиция делится пополам мягкой волнистой линией светло-молочной ткани. Круг хлеба и прямоугольник портрета соединяются в интересную геометрию.

Взгляд зрителя, сразу обращенный к лицу, продвигаясь по центру через хлеб, снова возвращается к портрету, закольцовывая композицию.

 

Триптих «Павший солдат», Торжок, 1972 г. Холст, гуашь.
Левая часть – «Родина-мать зовет», 60,1*45,0.
Центральная часть – «Павший солдат», 60,0*60,0.
Правая часть – «Скорбящая мать», 60,2*45,0.

 

Особое внимание хочется уделить триптиху Анатолия Лыкина «Павший солдат». Мы не знаем, был ли это заказ или движение души мастера, но это произведение заслуживают отдельного анализа.

Заранее оговоримся, что триптих – это не просто три картины, объединенные общей темой. В нашем случае, это четко сформулированное и осознанное послание зрителю, чтобы он смог взглянуть на празднование Дня Победы и на воспоминания о погибших под совершенно другим углом.

Анатолий Лыкин в своем триптихе избегает прямого диалога и перетекания одной темы в другую – рассказа. Но повествование тут есть, просто оно не так прямолинейно, от зрителя требуется напрячь свое восприятие и попробовать проникнуть в замысел и посыл художника. Возможно, сочинить свою историю.

Традиционно, читая слева направо, рассмотрим первую работу.

На холсте мы видим плакат «Родина-мать зовет!». Каждый советский человек был хорошо знаком с ним. Плакат был создан в самом начале Великой Отечественной войны, к работе над ним художник Ираклий Моисеевич Тоидзе приступил в момент сообщения Совинформбюро 22 июня 1941 года. А в середине июля – плакат был известен уже всей стране…

Образ Родины-матери, России-Матушки напрямую считывался и призывал к действию. В руках женщины – текст военной присяги, и каждый человек понимал, что судьба родины зависит от него.

На столе перед плакатом сидит кукла, оставленная маленькой девочкой, – символ мирной жизни. И этот контраст: игрушка с пустым безмятежным взглядом и плакат с взывающей матерью, – рождает в нас ощущение тревоги и беспокойства. Сама кукла, скорее, принадлежит ко времени написания картины и может также указывать на будни, сменившие, наконец, военное время.

Плакатное изображение Родины-матери переносит внимание зрителя на крайнее правое полотно. На нем изображена склонившаяся в непомерном горе женщина, настоящая, не аллегорическая мать. Она потеряла своего сына, и пустое пространство перед ней говорит об этой утрате. Фигура написана с края холста и занимает меньше его половины. Фон – светлый, воздушный. Мать совершенно одна со своим страшным горем. Голова женщины склонилась будто над могилой, а зритель смотрит на героиню картины снизу, как видел бы человек, лежащий на земле. Возможно, образ матери стал последним видением молодого солдата перед смертью.

Две боковые работы триптиха – одного формата, на них изображены матери с двух сторон от сына. Одна – призывающая, другая – скорбящая. На центральном полотне изображен убитый солдат, совсем еще мальчишка. Возможно, это самые первые дни войны. Он лежит в летней траве, и жизнь вокруг продолжается уже без него. Солдат останется на поле брани, сольется с землей навсегда. А его мать так и будет ждать сына домой, пока не получит похоронку…

В трех работах мы прослеживаем историю страны, историю войны от начала и до завершения. Автор предлагает задуматься о том, что общего между всеми частями работы, какие различия можно в них найти, почему создатель произведения решил раскрыть тему с помощью трехчастной формы.

Обычно, концептуально объединенные работы вызывают гораздо больший интерес у зрителей, они порождают множество вопросов, большинство из которых автор оставляет без ответа, позволяя догадываться о том, что явилось предпосылкой создания произведения.

Портрет отца. Правая часть триптиха «Декрет о мире», 1968 г. Холст, масло, 59,5*44,4

 

Триптих «Павший солдат» – посвящение отцу художника, это логическое продолжение другой программной вещи Лыкина – триптиха «Декрет о мире», где отец запечатлён на старом фотоснимке.

Красноармеец Сергей Тихонович Лыкин, 1907 года рождения, был призван на фронт 22 июня 1941 года в Баку Шаумяновским РВК. Служил в 384 стрелковом полку 157 стрелковой дивизии.

28 сентября 1943 года награжден Медалью за отвагу. Проявил доблесть и отвагу в боях за деревни Вараксино, Боборыкин холм, Стригино Смоленской области. Совместно с группой бойцов уничтожили 5 станковых пулеметов, один ручной пулемет, до 2 взводов пехоты гитлеровцев. Погиб в 1943 году в возрасте 36 лет в боях под Вязьмой.

Натюрморт с Нефертити и черепом, 1968 г. Холст, масло. 45,1*73,5.

Образ Нефертити, чьё имя переводится как «Прекрасная пришла», встречается неоднократно в творчестве А. С. Лыкина. И в каждом натюрморте со слепком ее головы мы можем уловить весточку от художника.

«Натюрморт с Нефертити и черепом» (1968 г.) вновь возвращает к теме быстротечности жизни и пытает объединить разные эпохи и стадии жизни. Поначалу может показаться, что на полотне разрозненные предметы. Бюст Нефертити, закрытая книга, череп, черно-белая репродукция. Но постепенно мы начинаем улавливать их внутреннюю связь, безмолвный разговор. Композиция закольцована, взгляд зрителя все время перемещается по кругу, вторя вечному движению жизни. От цветущей женщины на портрете, на заднем плане, к застывшему скульптурному изображению и, наконец, к черепу, который тоже когда-то принадлежал, возможно, веселой и прекрасной женщине.

Осеннее зарево, 1973 г. Картон, масло, 38,8*31,0.

Березы (вариант 2), 1965 г. Картон, масло, 30,6*45,0.

Этюд с соснами, 1960-е гг. Картон, масло, 45,0*29,4.

Живопись Анатолия Лыкина характеризует скупость высказывания и лаконизм, сказывается влияние мастеров «сурового стиля» и работа сценографом и оформителем в театре с его законами условности и доступности зрителю. Приемы, используемые в живописи и графике, отличаются технической грамотой. Он хорошо знал, как и где применять масло, темперу, акварель, гуашь.

Полем эксперимента стали этюды, выполненные на картоне маслом. Здесь художник отказывается от сдержанной приглушенной палитры, дает волю «драке красок». Цвет определяет композицию и форму. Мазок крупный, пастозный. Лыкин упражняется в изображении любимых мотивов – стог, валун, одинокое дерево и лесная чаща. Ритмичность, строгость, цельность замысла отличают пленарные работы в березовой роще.

Рядом на опушке встречаем старую мудрую березу в окружении ее юных дочерей. Листва еще только проглядывает, лес словно в салатовом дыму. На картоне нас потрясает музыка стволов в крапинку – странная, изящная, хрупкая и могучая одновременно.

Этюд на состояние «Осеннее зарево» получился очень лиричным, несмотря на накал эмоций, интенсивность работы кисти.

Еще одну грань дарования Анатолия Лыкина демонстрируют акварельные этюды. Художник любил путешествовать, работать на пленэре. В поездках и прогулках всегда много фотографировал. Все это было продолжением непрерывного труда, поиском волнующих тем, мотивов, кропотливой подготовкой к воплощению крупных замыслов.

Этюды позволяют проследить географию передвижений: рассветы и закаты над озером Селигер, дождливая суровость тверских деревенек, южные горные и морские зарисовки. Совсем другие по характеру и манере исполнения северные дали – медитативные, почти абстрактные акварели.

Лыкин – чуткий колорист, он одинаково хорош и в воплощении ярких смелых контрастов, и в изящных монохромных решениях. Цвет его всегда ясен и чист, прозрачен, даже грозовые тучи и волнение на море у Лыкина будто зарисованы за минуту до просветления и умиротворения.

Натурные эскизы отражают свободу художника: и независимость от технических ограничений (чувствуется крепкая школа), и эмоциональную свободу для точного запечатления изменчивых состояний природы, настроений воды, неба, крон деревьев, сложной текстуры камней.

Умение поймать бесконечные метаморфозы и в природе, и в душе человека – главная цель Лыкина, он настойчиво записывает эту творческую установку в своем дневнике и успешно воплощает в акварельных рисунках. Разглядывая их, мы не увидим любимого времени года. Художнику милы все сезоны – первый ноябрьский снег и озябшая мартовская елочка, знойные стога и майская гроза.  Но безусловными творческими победами художника можно считать этюды, запечатлевшие увядание леса, – «Осенняя дымка» 1965 г. и «Поздняя осень» 1974 г.

Безлюдные пейзажи Лыкина отнюдь не означают его замкнутости и стремления к уединению. Напротив, каждая работа обращена к зрителю, собеседнику, будто автор хочет разделить свои впечатления, робко произнести вслед за поэтом: «Остановись, мгновенье! Ты не столь прекрасно, сколько ты неповторимо».

Три этюда были особенно милы 20-летнему художнику – он бережно наклеивает рисунки на благородный серый картон. Среди них «Дорога к дому» – та самая тропинка в тайну жизни, которую Лыкин хотел отыскать в свой срок пребывания на земле.

Колокольчики, 1956 г. Бумага, акварель, 12,0*20,0.